Введение
Двадцатый век – век глобальных революций, поворотов и смен парадигм в научном мире. Критике подвергаются классические теории и модели, в том числе и модели сознания. Философия сознания, как философское направление, предметом которого является природа сознания и проблема соотношения сознания и мозга человека, подверглась глобальному пересмотру в связи с революционным развитием нейронаук. Состоялась смена парадигмы, общих представлений о ментальных процессах, был выдвинут ряд альтернативных моделей сознания в ходе мысленного эксперимента - основного метода и философской практики теории сознания. Отнесемся же к мысленному эксперименту как способу самого сознания вступать во взаимодействие с универсумом, соотнесем феномен «квалиа» с творческой экспериментальной природой самого сознания посредством постоянного взаимодействия с окружающим миром. Будет ли творческим экспериментом работы сознания декартовская модель картезианского театра с маленьким человечком – гомункулусом? Или ироничная ухмылка Дэниэла Деннета [1] отправит вечного наблюдателя за пределы сознания, создав творческим актом модель множественных набросков, превратив режиссера театра сознания в свободного творца, разбрасывающего по творческой лаборатории наброски, миниатюры, эссе, незавершенные фразы, очерки реальности, отрывки из книг? Но быть может, мы заглянем в лабораторию Марии, чтобы определить, что же это за феномен некоего, не сводимого к физическим процессам субъективного опыта, как это сделал в конце двадцатого века Фрэнк Джексон, обозначив его как феномен «квалиа». Создается впечатление, что современная философия сознания, существующая в парадигме аналитической философии, это единая творческая лаборатория, в пространстве которой существует ряд экспериментальных комнат, в которой каждый философ сознания решает свою творческую задачу. В каждой такой комнате личный гомункулус решает поставленные исследователем задачи. Нейроученый Мария в комнате Джексона даст ответ, что невозможно свести субъективный опыт «квалиа» к физическим данным, на что современные лингвисты заметят, что если явление не регистрируется языком, то его нет и в сознании. И приведут в пример способность различных этносов по-разному воспринимать цветовой спектр: в языке индусов существует четыре оттенка синего цвета, тогда как в английском для обозначения синего цвета существует только одно понятие. На два года раньше Джексона в 1980 году Джон Сёрль создал в пространстве философии сознания свою «китайскую комнату», подняв дилемму «внутреннего наблюдателя», которого, по сути, нет, ибо невозможно познать субъективный мир человека от третьего лица. Но эксперимент Сёрля [2] отсылает нас в 1974 год к мысленному эксперименту американского философа Томаса Нагеля, который впервые показал, что субъективный опыт, лежащий в основе сознания, не может рассматриваться объективно. Человеку никогда не суждено понять, каково это быть летучей мышью, ориентирующейся в пространстве с помощью ультразвука. На данный субъективный опыт человек не способен по самой своей физической природе. Но это отсылает нас к мысленному эксперименту Людвига Витгенштейна «жук в коробке» [3], утверждавшему, что сознание формирует условная система, система языковых символов. Мышление определяет тот язык, на котором говорит человек, сознание вынуждено искать в системе символов языка свою метафору для самоидентификации, для определения собственной природы. Анализируя экскурс в историю философии сознания, мы приходим к выводу, что в основе мысленных экспериментов философов по определению природы сознания лежат авторские метафоры. Продолжив экскурс, мы заметим, что декартовский картезианский театр отправляет нас в платоновскую пещеру теней. Мы живем в мире наших представлений. Наши представления обусловлены символьной системой языка, который, с одной стороны, накладывает на наше восприятие сеть общественных представлений, в которых субъективный опыт человека жестко пролонгирован. Пифагорейцы предложили свой выход из ограничивающей символьной системы языка – в сферу человеческого мышления, связанную с абстрактным миром чисел. Однако этот выход за пределы сферы наших представлений приведет только в мир математической абстракции, к пониманию математических сущностей.
Мы совершили столь краткий экскурс в историю некоторых направлений философии сознания в форме серии отсылок на мысленные эксперименты философов, на череду авторских метафор теории сознания с целью выделить несколько ключевых аспектов самой природы сознания. Метод объективации философской мысли через призму сознаний гениев эпох и этносов, вот наш ключ к открытию и объективации некоторых основных составляющих природы сознания.
Целью исследования является создание хоротопии как науки о хоротопах, в основе которой лежит философская концепция сознания и пространственности.
Материалы и методы исследования
Перейдем к теме и предмету нашего исследования. Отметим основные составляющие понятия «хоротопия», которое автор вводит в философский дискурс. Ключевым концептом данного понятия является философский термин «хоротоп», созданный автором в ходе мысленного эксперимента. Скажем об истории вопроса в двух словах.
Аристотель в «Категориях» выделяет и разграничивает две категории пространства: место и положение. Из них древнегреческий философ выделяет, в свою очередь, топос (место), платос (плоское место), хорос (нечто простирающееся). Представим, каким же образом место и положение объединяются в единую категорию пространства. Аристотель объясняет нам это, комментируя фрагмент «Теогонии» Гесиода. «Прав Гесиод, отводящий первенство хаосу, когда он говорит в “Теогонии”, что “первым из всех вещей был хаос, а второй широкогрудая земля”, так как перед тем, как чему-то возникнуть, необходимо место (хора), где бы это могло произойти» [4, с. 139]. Он отделяет в этом фрагменте понятие «топос» - конкретное место, от понятия «хора» (или «хорос» как вариант мужского рода) – нечто простирающееся в хаосе, организующее само появление топоса, как места репрезентации матричных кодов пространства. Рассмотрим феномен философии Платона «хора» как «чистую инаковость», как принцип «деформации идеи вечности», благодаря чему рождается динамический образ вечности - время. Загадочный термин «хора» вводит Тимей в диалоге Платона «Тимей» [5, c. 441], рассуждая о миметической диаде, идея вечности - время. Хора рассматривается Платоном как «пространство», лишенное какой бы то ни было формы, воспринимающееся как чистая инаковость, как «обитель» рождающемуся времени, возникающему в хоре и вновь из нее исчезающему, как некое рождающееся в движении, в динамике подобие, образ вечности, не рожденной и не гибнущей, ничего в себя не воспринимающей и никуда не входящей, но разделяющейся с собой посредством хорического принципа трансформации. Мы видим, как вследствие трансформации хорой атемпоральной идеи вечности рождается динамичный образ вечности – время как «некое движущееся подобие вечности, пребывающей в едином, вечный образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем» [5].
Нами была выявлена пространственная парадигма «хоротопа» на основании различий в представлениях о категориях пространства: «хоры» Платона и двух категорий Аристотеля: «топос» - место, «хорос» - нечто простирающееся.
Хайдеггер интерпретирует категории пространства Аристотеля: простирающегося, места и вместилища иным образом, хора перестает быть простирающимся, но становится тем, «что занято тем, что тут находится», простирающееся теряет возможность бытия, место «топос» становится формой для «хоры», как вместилища: «У греков нет слова для «пространства». Это не случайно; дело в том, что они испытывали пространственность не на основе протяженности, но места (topos); они переживали его как chora, что означает не пространство и не место, но то, что занято тем, что тут находится» [6, с. 66].
Мы приходим к выводу, что «хоротоп», как сакральный перекресток топосов объединяет «хору» как матрицу первичных кодов и «топос», теменос, в сакральном пространстве которого действует хоротопный принцип трансформации эйдосов в смысловые коды – и репрезентация их вовне в качестве миметических образов.
Впервые концепт «хоротоп» введен автором в философский дискурс в 2017 году на межрегиональной философской конференции с международным участием «Тринадцатые Таврические чтения “Анахарсис”» на примере кодов матрицы балканского хоротопа [7].
Мысленный эксперимент, обозначенный автором как «хоротоп», выглядит следующим образом. Представим себе остров (волшебный остров Цирцеи из странствий Одиссея). Попасть на этот остров возможно только герою, путешествующему за пределы, переходящему из имманентного «эго» в трансцендентное. Каким образом возможен подобный переход странствующего «эго»? Только путем трансформации – по «зонам трансформации», антитетическим зонам, в которых расстояния исключались, как не имеющие значения. Так воспринимали пространство древние греки. В зеркале мифов отражался принцип совмещающихся зон. Волшебный остров, хоротоп – зона трансформационного перехода за пределы реального – в сакральное. Здесь странствующий герой претерпевает изменения, его сознание совершает качественный скачок, он превращается волшебницей Цирцеей в животное, он получает в пространстве хоротопа субъективный опыт – «квалиа» бытия животным. Этот опыт не может рассматриваться объективно с точки зрения современной науки. Но вспомним, что древние греки наделяли пространство хорическими свойствами, архетипические коды которого полностью изменяли сознание того, кто зашел в эту волшебную комнату, кто прибыл на этот остров, преодолев границы, отделяющие имманентное от трансцендентного. Итак, суть нашего мысленного эксперимента заключается в том, что наш Одиссей не только изменяется кодами пространства, матрицей хоры в топосе острова. Но, получив субъективный опыт взаимодействия с хорой, подвергшись хоротопному принципу трансформации, герой становится способен изменить этот топос, создать из него «сакральный ландшафт», свой хоротоп в практике хоротопии, или создания сакрального ландшафта. В нашем исследовании мы приходим к выделению особого пространства – хоротопа, перекрестка антитетических зон, совмещающихся с реальными местами, накладывающими на них отпечаток «иного». Это особое пространство наделено «хорическими» качествами и имеет особые пространственные конфигурации.
Структура темпоральности хоротопа в контексте особых антитетических зон, мифических островов Одиссеи предстает самой одиссеей как образом времени-трансформации, данным хорой. Как особая темпоральность самой жизни с периодами сакрального преобразования в пространстве хоротопов, как трансформационных переходов из хорического времени – в темпоральную протяженность от рождения к смерти. Особый темпоральный формат бытия Одиссеи как пути героев сквозь особые трансформационные временные зоны – от рождения к смерти. Трансформация форм в сакральном пространстве хоротопа – и репрезентация их вовне в качестве вневременных миметических образов, архетипичность которых оставляет свой отпечаток в историческом развитии, заставляя обращаться к ним снова и снова.
Таким образом, наш мысленный эксперимент на границе философии сознания и философии ландшафта определяет категории, относящиеся к философии сознания как к хоре, как к пространственному сознанию, репродуцирующему ряд качеств.
В 2006 году британский ученый Питер Браун создает понятие хоротоп по аналогии с хронотопом Бахтина, выделяя в отдельную категорию пространственную продленность. «Развивая эти наблюдения, я следовал великому русскому ученому Михаилу Бахтину, чьи исследования греческого эпоса и эллинистического романа обогатили нас термином «хронотоп». Бахтин употребляет его, чтобы обозначить периоды, в которых, как представлялось, обитали персонажи древней литературы, созданной до Нового времени. Я бы хотел предложить еще и термин «хоротоп», так как, подобно «хронотопу» Бахтина он может оказаться плодотворным. «Пространство» – такой же продукт человеческого воображения, как и «время» [8, с. 124] – пишет профессор Браун. Профессор Браун определяет хоротоп как метод моделирования сакрального ландшафта. В частности, он прослеживает органическую взаимосвязь «Жития св. Феодора из Сикеона (530–613)», написанного его последователем, ранневизантийским агиографом Георгием, с самим местом Сикеон, где и обитал св. Феодор. «Такое создание «сакрального ландшафта» в центре Анатолии ранневизантийским святым и его биографом можно оценить, сравнив с подлинным, наблюдаемым ландшафтом, который мы можем идентифицировать. Возникает редкая возможность проследить процесс становления святого места и оценить византийскую эстетику, посредством которой оно описывалось в житии св. Феодора» [8, с. 125] – пишет профессор Браун.
Платон определяет хору как пространство, лишенное формы, помещает его между идеей (эйдосом) и копией (вещью), наделяет хору свойством опосредовать интеллигибельное в чувственно данное. В раннем христианстве «хора» становится краеугольным понятием, с помощью которого обосновывается отличие иконы от идола. Современный исследователь Лидов отмечает: «Идеальная икона всегда пространственна и всегда абсолютно конкретна, подобно тому, как Христос может одновременно пребывать на небесах и предлагать свою плоть в таинстве Евхаристии. То, что соединяет эти две рационально несводимые величины и есть «хора» – пространственное бытие Божие. В конечном итоге весь храм и все образы в нем призваны передать именно «божественную пространственность» [9, с. 18].
Античная философия предоставляет хоре универсализм пространственного бытия, возможность проявляться во множестве форм, оставаясь пространством, лишенным формы. Наделяет возможностью создавать миметические образы, как первичные образы вещей, создавать «деформацией идеи вечности» динамичный образ вечности – время, по-прежнему, оставаясь пространством со своей особой атемпоральностью, принципом трансформации вечности в ее динамичное подобие – время.
Византийское христианство вводит понятие топоса – храма, обители для хоры – пространственного бытия Божьего в образах храма. Профессор Браун создает хоротоп как реконструкцию города Сикеона житием святого Феодора.
Результаты и их обсуждение
Таким образом, нами был осуществлен пересмотр категорий пространства античных философов Платона и Аристотеля, исследован субъективный опыт метафор древнегреческих мифов, главной метафоры человеческой жизни – одиссеи, изучен опыт ранневизантийских святых, представленный в работах современных исследователей. Отталкиваясь от идей предшественников, мы создаем хоротоп в ходе мысленного эксперимента как творческий остров сознания, на котором возможен субъективный опыт бытия трансцендентного «эго». В особой среде, в хорической пространственности, сознания как платоновские эйдосы, как трансцендентные «эго» становятся творцами миметических образов, как подтверждения основного принципа сознания: познавать универсум, взаимодействовать с миром, получать субъективный опыт – «квалиа» - в процессе творческих актов. Категории сознания, времени, пространства взаимосвязаны в органичное целое посредством творчества.
В чем же специфика творческого процесса? Скажем несколько слов о видах хоротопного метода творчества. Нами были выделены такие виды хоротопного метода:
* герменевтический метод реконструкции античного мифа внутри внутри философского текста как способ создания философского хоротопного сверхтекста;
* интервальный метод моделирования структуры лингвистического хоротопного метатекста в категориях квантовой лингвистики.
Хоротоп как философско-мифотворческий метод реконструкции архаического мифа мы рассмотрели в контексте – и изнутри – самого первичного текста, в нашем случае это диалоги Платона «Тимей» и «Критий» [5]. Его можно рассматривать как герменевтическую модель, внутри которой в диалоговой форме осуществлен анализ двух моделей: первичной, в нашем случае, это модель архаического мифа о хорических Афинах, и дискурсной интерпретации этой модели в ходе реконструкции. В ходе таких диалогов: Солон и египетский жрец, диалог-вспоминание Критием изначального диалога между Солоном и египетским жрецом, интерпретация участниками платоновского диалога истории, рассказанной Критием, можно проследить, как происходит процесс платоновского «вспоминания». Его структурную модель диалоговых цепочек, сам процесс «вспоминания» из диалектической дилеммы: памяти-забвения путем последовательной реконструкции отдельных звеньев утраченного знания, теперь уже в форме архаического мифа, расширяющего собственную структуру в ходе циклической интерпретации все большим кругом участников, подобно расходящимся кругам на воде.
Одиссея как образ времени-трансформации, данный хорой, как особая темпоральность самой жизни с периодами сакрального преобразования в пространстве хоротопов, как трансформационных переходов из хорического времени – в темпоральную протяженность от рождения к смерти. Темпоральный формат бытия Одиссеи как пути героев сквозь особые трансформационные временные зоны – от рождения к смерти.
В пределах дилеммы: памяти-забвения мы рассматриваем трансформацию как событие вспоминания, метафору времени жизни как череду событий-вспоминаний. Каждое вспоминание человеком о его человеческом достоинстве, о его человеческой сущности, о каком-то из ее аспектов возможно только в процессе особой жизненной трансформации. Но, тем не менее, метафора одиссеи человеческой жизни – особый необратимый процесс, в ходе которого каждая обратимость – это регрессия в дочеловеческое. Необратимость забвения некоторых стадий – эволюция самой жизни, сущность которой отражает даже особая темпоральность хорического времени и его особого образа-места – хоротопа, в котором и происходят необратимые метаморфозы на пути следования от рождения к старости. Эта специфика видения древними греками человеческой жизни особым образом раскрывает для современных исследователей некоторые необратимые процессы человеческой памяти.
Проблемы хоротопного метода, выделенные автором, обсуждались на «Ломоносовских чтениях-2018», прошедших в филиале МГУ в Севастополе. По результатам был издан сборник тезисов конференции со статьей автора.
Выводы
Таким образом, в основе философской концепции хоротопии как науки о хоротопах лежит концепт «хоротопа» как метода создания альтернативных полиинтервальных моделей сознания, с помощью которых возможны анализ и выявление как «легких проблем сознания», так и определение сущностного свойства сознания как творческого взаимодействия с миром.
Библиографическая ссылка
Коробкина Е.Н. ХОРОТОПИЯ: ТЕОРИЯ, МЕТОД И ПРАКТИКА // Научное обозрение. Фундаментальные и прикладные исследования. – 2019. – № 6. ;URL: https://scientificreview.ru/ru/article/view?id=72 (дата обращения: 19.04.2024).